Танец меча - Страница 30


К оглавлению

30

— Да какой я ему папа? Это мой брат… не купишь, чего просит — сразу орет! — заявил он.

Но женщине хотелось распутать все до конца. Не для того она раскапывала томагавк праведного негодования, чтобы обошлось без жертв. Она при­села на корточки и, обняв за плечо Антигона, про­никновенно спросила: — Деточка, тебя что, дома бьют? Скажи, не бойся! Если бы! — прошипел Антигон, зеленея от не­годования. — Пинка от них не дождешься! Только по головке гладят, садюги!

Порошковая дама назвала их обоих психами и сконфуженно удалилась в очередь. Антигон с Мефом проследовали дальше. Неожиданно Антигон перестал вырываться и, издав тихий змеиный шип, глазами указал Мефу на зал ожидания.

Буслаев осторожно выглянул, укрывшись за тя­желой дверью. Место для наблюдения было удоб­ное. Увидел много крымских курортников-возвра­щенцев, уставших от отдыха и еще больше от предстоящей работы. Между ними сновали две цы­ганки с пестрым выводком ребятишек. Рядом рас­слаблялись молодые люди, опоздавшие на харь­ковскую электричку и утешившие себя пивом до полного отключения зрительных элементов.

— Ну? Чего? — спросил Меф у Антигона. — Пья­неньких никогда не видел? Пойдем еще покажу!

Антигон сунул Буслаеву зеленое стеклышко, похо­жее на бутылочное, вставленное в оправу от монокля.

— Смотри так, Барандий Приставаев, если нор­мально смотреть разучился!

Меф послушно посмотрел сквозь монокль. Мир послушно окрасился в зеленый цвет. Общая расста­новка персонажей осталась такой же, правда, кое-что прибавилось. По залу ожидания разгуливала охотящаяся пара — суккуб и комиссионер. И тот, и дру­гой — под мороком невидимости. Суккуб был про­тивный, как слово «выхухоль», и скользкий, как слово «хламидомонада», а комиссионер, напротив, бойкий, круглый, прыгучий. Прямо гоголевский Добчинский. Суккуб тащил с собой похожий на бумажную трубку радар — если засекал у кого-то хорошие мысли или светлую грусть (от них эйдос начинал ярко разливать свет), то мгновенно показывал на него комиссионеру.

Комиссионер торопливо припрыгивал и прини­мал меры. Заставлял соседей человека много гово­рить и задавать дурацкие вопросы. Суккуб тоже не сидел без дела — клал ему на виски ладошки и посы­лал яркий отвлекающий образ — если же видел, что не действует, заставлял смотреть или на что-нибудь красивое, или на что-нибудь мнимо опасное. В пер­вом случае он шептал: «Ой, зырь, какие ноги!», а во втором: «Гля, рожа какая подозрительная! Ща сум­ку стрельнет!» В большинстве случаев это, к сожа­лению, действовало. Человек отвлекался. Хорошие мысли исчезали. Сияние эйдоса ослабевало.

Кикимор дернул себя за бакенбарды, от беспо­койства вырвав рыжий клок.

— Суккуб и комиссионер вместе! Никогда не ви­дел, чтобы они охотились парой! А эйдосы как де­лят? — удивился Антигон.

— Они не охотятся. Слов отречения никто не произносит. Эйдосы на месте остаются, — вглядев­шись, уточнил Меф.

Антигон перестал ощипывать бакенбарды.

— Эйдосы хотят пригасить. Ага! Шухерятся, что­бы ярких вспышек на вокзале не было… А вот зачем? А, ясно! Яркие вспышки эйдосов могут привлечь светлых стражей! А мраку важно, чтобы их тут не оказалось даже случайно. Почему?

В перепончатых ладонях кикимора возникла бу­лава с щербинами на шаре, полученными во множе­стве боев. Для окружающих ребенок просто достал пластмассовую сабельку.

— Вылазка из Тартара! — прохрипел Антигон.

— Да не! Какая вылазка? — отмахнулся Меф. — Зачем мраку проводить на вокзале операцию, пока мы здесь?

Он осекся. Кикимор, не отрываясь, смотрел на Мефа выпуклыми русалочьими глазами.

— Подумай сам! Меня нет смысла трогать: у меня и так бой скоро. Ты тоже, не обижайся, мало кому

нужен, — вслух продолжил рассуждать Буслаев.

Антигон не двигался. Глаза его круглели все боль­ше. До Мефа наконец дошло. Бывают мысли, кото­рые ну никак не помещаются в одном человеке и становятся всеобщими.

— Гадская хозяйка!.. Ирка, Багров! — выдохнули оба разом и понеслись через зал ожидания.

Для суккуба и комиссионера их появление ста­ло неожиданностью. У суккуба оказалась отменная реакция. Подпрыгнув, он сгинул. Комиссионеру же Меф, не замедляясь, на бегу сбрил голову.

Завизжала одна девушка, другая. Визг катился по залу, опережая Мефа. Только цыганские дети не голосили и любознательно поблескивали глазками. Думая, что дело в нем, Буслаев посмотрел на свою руку. Меч уже исчез. Да и вообще — материализовал он его всего на мгновение.

«Странно, — удивился Буслаев, — они же не мог­ли ничего видеть! Комиссионер был под мороком. Чего тогда орать?»

И тотчас понял, что причиной паники стали не они. Дверь, ведущая на платформу, распахнулась. Навстречу им бежали люди. Кто-то упал, по нему промчались. Двое туристов толкались, сцепившись рюкзаками, которые не хотели бросить. Женщина кричала, чтобы не задавили ребенка. Ее ребенку было лет пятнадцать, и ростом он был под два ме­тра. Другая, белая как холст, молча прижимала к гру­ди грудную девочку. Антигона моментально сбили с ног.

Снаружи загрохотали выстрелы, похожие на раз­драженные хлопки дверью — четыре, потом еще три и один. Меф услышал, как запрыгала гильза.

Чудом пробившись сквозь толпу, Буслаев выско­чил на опустевшую платформу. Зал ожидания ока­зался не единственным местом, куда хлынула толпа. Кто-то спрыгнул на пути, кто-то удирал вдоль вок­зала. Два молодых милиционера укрылись за теле­фонной будкой. Один вцепился в пистолет. Другой присел на корточки и в крайнем возбуждении кри­чал в рацию:

30