Танец меча - Страница 63

Она закрыла глаза, сильно закрыла, до боли, а когда распахнула их, то снова увидела четырехугольник домов и свежепокрашенную детскую площадку со скрипучими качелями.

И снова к Ирке подошла тоска и холодными, как троллейбусные поручни, пальцами взяла ее за горло.

Ирке захотелось заорать так, чтобы люди выглядывали в окна. А потом кто-нибудь позвонил бы, и ее увезли бы в психушку. И пусть она разлетится осколками, как стеклянная ваза. Безумие было рядом, похожее на старуху с зубами из разноцветного фарфора. Один зуб синий, другой красный, третий зеленый. И все треугольные.

«Нет! — сказала она себе. — Успокойся! Надо не так! Надо ничего не желать, и тогда любое счастье станет подарком. Луч солнца, желтый лист, проклюнувшийся в цветочном горшке росток — все».

«Подумаешь, росток! — заспорил в ней другой голос. — У тебя было копье валькирии, возможность телепортировать куда угодно, хоть на океанский берег, а что у тебя есть сейчас? Две руки и два колеса?»

Ирка отогнала этот голос, не исключая, что это опять брызги расплавленного комиссионера. Мало ли их она в свое время пригвоздила копьем?

«Перестань! Не думай о том, что было! Значит, так повернула дорога. Бывает дождь, а бывает солнце. Когда вокруг серо, безнадежно, пусто, хочется уткнуться лицом и лежать, тогда надо просто идти. Можно считать шаги, можно не считать. Надо просто идти! И мыслить не годами, которые кажутся бесконечными, а днями…»

«Ага, днями! Тело на тележке! Пошевели хоть пальцем ноги!» — улюлюкал осколок расплавленного комиссионера.

Ирка уже поняла, что отвечать ему бесполезно. Все равно не замолчит. Надо думать что-то свое. И стала думать, что клавиатуру, на которой печатает, она зальет чаем и выкинет через год. Пижама пойдет на тряпки гораздо быстрее. Бабаня слишком много рвения вкладывает в отбеливание. Ею будут месяца полтора вытирать пол, а потом она окажется в ведре. Ручки, тетради, предметы, которые на столе — все исчезнет быстрее. Пройдет время, и мое тело где-нибудь упадет и останется лежать. И ему будет безразлично, что на него садятся мухи. Его запакуют в ящик, оно окажется такой же фальшью, как эта ручка, или клавиатура, или пижама. Здесь тупик. Здесь искать бесполезно.

«Правда не здесь, а в той искре разума, сердца, воли, которая единственная является вечной. В том, что не потребится. Мне срочно нужен жизненный принцип. Простой и ясный. Что-то, что вписывается в два, максимум три слова. Все, что длиннее — на жизненный принцип не тянет. Какой же это будет принцип?»

Внедорожник влетел во двор и, громыхая музыкой, стал замыкать круг вокруг катка. Снижать скорость он явно не собирался. Ирка, только что объехавшая двор, видела, что за поворотом гуляют дети. Не раздумывая, она толкнула идущие вдоль колес обода. Подпрыгнула на бровке и, едва усидев в кресле, двумя руками рванула левое колесо, твердо развернув коляску навстречу машине.

Визг тормозов. Запоздалый гудок. Коляску несильно толкнуло бампером в колесо. Ирка не пострадала. Только на мгновение испугалась, что коляска опрокинется, и она окажется на асфальте, беспомощная, как перевернутая черепаха. Но коляска была тяжелая и устояла, только отъехала на полметра.

Из внедорожника выскочило взбудораженное нечто в синей дутой куртке. Замахало руками, заматерилось, подбегая. Ирка спокойно ждала, глядя туда, где у «нечта» располагались глаза. Что-то шло не по сценарию. «Нечто» не поняло, что его не боятся. Смутившись, синяя протоплазма вползла назад в джип и торопливо включила заднююпередачу. Ирка не удивилась. Она почему-то знала, что все так и будет.

«Люби и защищай?» или «Люби всех, кроме себя?» — подумала Ирка.

— Ты осталась валькирией, — произнес кто-то за ее спиной.

Ирка нетерпеливо дернулась в одну сторону, в другую. Спинка коляски мешала увидеть. Тогда она потянула левый обод коляски и развернула ее.

Багров сидел на дутой сваренной трубе — маленьком шлагбауме, которым отставной подполковник с третьего этажа оберегал закуток для своего «Форда». Матвей похудел и выглядел, мягко скажем, нестерильным. Во всяком случае, осторожные мамаши с детишками обходили его по дуге.

— А если бы… — начала Ирка.

— Он не успел бы даже коснуться тебя. Я был рядом. Мне было важно, чтобы это стало твоей победой, — сказал Матвей.

Ирка хотела спросить его совсем о другом.

— А если бы все-таки… — попыталась пробиться она.

— Я вообще всегда был рядом. И всегда буду!

Глава 15. Причал для бумажного кораблика

Ханжество — это когда говоришь правильные вещи, не подключая голову и не касаясь их сердцем. Доспехи из ханжества самые прочные. Их невозможно пробить. Хуже ханжества ничего нет.

Книга Света

Продавщица с ужасом смотрела на взъерошенного молодого человека, держащего в руках здоровенную куклу. В магазине-стекляшке она была одна, и ей в голову лезли всякие нехорошие мысли о наркоманах, которые могут загрызть за несколько десяток. Рядом со взъерошенным молодым человеком переминался здоровенный лоб со щенячьим лицом, могучие плечи которого перегораживали дверной проем.

— Девушка, ау! У вас селедка эсэсовская есть? — сердито спросил взъерошенный.

— Какая? — испугалась продавщица.

— Ну эс-эс? Слабосоленая! — пояснил взъерошенный, нежно постукивая головой куклы о прилавок.

— Н-нету.

— Тогда гоните торт!

— А деньги? — робко спросила продавщица.

Напоминание о деньгах взъерошенному не понравилось. Брови у него встали торчком, как ежиные иголки.