Танец меча - Страница 71

* * *

Эссиорх рисовал и думал. Думал и рисовал. Движения кисти рождали мысль и сами становились мыслью. Мотоцикл уже долго стоял под окнами без работы, и Эссиорх знал, что тот ни за что сразу не заведется. Заставит уговаривать себя, продувать свечи, разгонять. Машины тоже умеют дуться.

Рядом с его мольбертом Варвара и Корнелий точили саперные лопатки. Отличные, военного образца, в густой консервирующей смазке, которую пришлось долго оттирать. Выглядели они как новые, да и были новыми. Сложно было поверить, что им лет по тридцать и они с военного склада под Севастополем. Рядом, у дивана, притворяясь ковриком, валялся Добряк. О том, что он не дохлый, можно было догадаться только по дрожанию ушей, когда его окликали.

— Хочешь сказать, ты уже все сделала? — недоверчиво спросил Корнелий, заметив, что Варвара отложила свою лопатку. Он недоверчиво провел по ее краю пальцем и ойкнул: на подушечке густо выступила кровь.

— Он, бли-ин! А у меня почему тупая? — спросил он с досадой на себя.

— Потому что… Не уродуй инструмент! Сюда дай! — Варвара молча забрала у него лопатку и стала точить.

Эссиорх незаметно наблюдал за Варварой и думал, что во многом она его опередила. Например, в неспешности точных движений. С недавних пор он постоянно повторял себе: «не суетиться, все будет хорошо». Сколько раз спешил, дергался, бросал важные дела, и всякий раз оказывалось, что это было ни для чего не нужно. Якобы важная встреча или срочное дело оказывались блефом и ни к чему не приводили. Напротив: медлительное и внешне случайное прорастало и укоренялось. Не мы творим дела. Мы лишь помогаем им происходить. Важное там, в глубине. Глубина же определяет и течение внешних событий.

Корнелий взял лопатку Варвары и, примериваясь, качнул в руке.

— Мощная штуковина! Я, пожалуй, откажусь от штыка на флейте! Эта вещичка нравится мне больше! — сказал он уважительно.

Эссиорх нашел на полу большой обрезок картона и кистью сделал несколько быстрых движений.

— Минуту! Мгновенный портрет с натуры! Угадайте, кто где… Это ты, Корнелий! — Эссиорх показал на многолапую синюю бронтозябру, довольно безвредную с виду, но бестолковую, забравшуюся в правый верхний угол. — А это ты, Варвара! — И оранжевой кистью хранитель провел через весь лист. Черта начиналась непонятно откуда и уходила непонятно куда.

— Ну спасибо! — мстительно поблагодарил Корнелий. — Я всегда догадывался, что ты зараза, но не представлял масштабов!

— А по-моему, милый получился червячок. У него улыбка добрая, — успокоила его Варвара.

Мобильник Эссиорха, лежащий на стеклянном столе, завибрировал и стал медленно сползать.

— И тут зазвонил телефон! Кто говорит? Слон! — сказал Корнелий, под завязку набитый дурацкими цитатами.

Эссиорх слушал в трубке сбивчивую женскую речь, и лицо у него вытягивалось. Не дослушав, он снес плечом Корнелия, рванул балконную дверь и спрыгнул на газон. Мотоцикл не стал обижаться и завелся сразу — наверное, с перепугу.

Добряк залаял с балкона вслед чихающему монстру, окутанному сизым облаком. Корнелий поднялся с пола и уставился на опрокинутый мольберт.

— Я понял! — сказал он.

— Чего ты понял? — спросила Варвара.

— Звонил явно не слон. И надо ему явно не шоколада!

Вернулся Эссиорх поздним вечером. Его мотоцикл завалился под деревом, как загнанное больное животное. Варвара давно ушла. От Добряка остался собачий запах и погрызенные ножки стула.

Корнелий лежал на диване и сам себе играл на флейте. Эссиорх молча прошел в комнату и, как кегельный шар, закатил под стол шлем. Корнелий оторвал от губ мундштук.

— Варвара меня не понимает!.. И я сам себя не понимаю! Один Добряк меня понимает, но и он, между нами, собака порядочная! — пожаловался он Эссиорху.

Хранитель не отвечал. Корнелий забежал сбоку и на глазах у друга увидел слезы.

— Улита на Большой Дмитровке, у мрака! Мне туда не прорваться! — сказал Эссиорх отрывисто.

— Во дела! Неужели сама вернулась к мраку? — не поверил Корнелий.

Шлем как живой выкатился из-под стола. Эссиорх пинком загнал его обратно.

— Нет. Но у них есть над ней власть. Будь у Улиты решимость вырвать все прошлое с мясом, насовсем вырвать, по крови, свет — не мы с тобой, а тот свет, о котором мы знаем — помог бы ей. Стены Дмитровки не удержали бы ее. Никакой жалкий контракт, никакие капли крови… А так… Пока не возненавидишь себя старого — не станешь другим.

— Она хотя бы жива? — озабоченно спросил Корнелий.

— Я поймал суккуба, который оттуда вышел. Он сказал, они держат Улиту взаперти… Пуфсу сейчас не до нее. Он хочет досадить не только мне, но и Арею… Скоро тот дерется с Мефодием!

Глава 17. Вертикальный враль

Честный ответ можно получить только на честный вопрос. Иначе получится бессмыслица. Ни ответ без вопроса, ни вопрос без ответа ценности не имеют. А потому, пока ты не спросил, никто тебе отвечать не будет.

Йозеф Эметс, венгерский философ

Ромасюсик склонился в приторном поклоне. Махнул рукой.

— Дверь открылась. В квартиру протиснулся волосатый человек в красной пайте, с лицом злобствующего тушканчика и торчащими передними зубами! — сказал он, нагло глядя на Мефа.

Буслаев оглянулся, хотя и без того знал, что красная пайта только на нем. Пока он размышлял, в какую сторону провернуть Ромасюсику забитый осами нос, Прасковья оглушительно расхохоталась, и Меф понял, что Ромасюсик всего лишь послужил ей рупором.