Танец меча - Страница 91

Не зная, куда высыпать эйдосы, Буслаев сыпанул их себе на ладонь. Так и стоял, точно нищий, которому плеснули в горсть золотого песка. Он не подозревал, что эйдосов будет столько. Одна из лучших коллекций мрака, уступавшая только коллекции Лигула, лежала у него на ладони. Он боялся шевельнуться, чтобы не просыпать. Ладонь была полной до краев. Боль, терзавшая эйдосы целую вечность, прекратилась, и эйдосы, не веря этому, сияли, спеша насладиться каждой секундой передышки.

Барбаросса за погасшим ледяным кругом исторг хриплый выдох. Меф ощущал, что тот готов броситься на него, но не бросится. Не дано ему его тронуть. И поэтому Меф спокойно повернулся к нему спиной, отыскивая глазами того, кто был ему нужен. Адская мелочь отступила еще раньше, отогнанная холодным блеском копий валькирий. Стражи посолиднее сдерживали себя, хотя и смотрели неотрывно, тяжело. Эйдос побежденного — трофей победителя.

Позвав Эссиорха и раскрыв его руку, Меф с облегчением высыпал на нее эйдосы. Несколько штук прилипли к влажной коже. Меф бережно счистил их мизинцем, стараясь, чтобы ни один не упал на землю. Дело сделано.

«Арей бы, конечно, не обрадовался», — устало подумал Буслаев и тотчас, в подтверждение своей правоты, споткнулся о валявшийся меч Арея.

Вспомнив, что Дафна говорила ему, будто для исцеления раны Троила нужен меч мрака, Меф наклонился и осторожно коснулся его, проверяя, позволит меч взять себя или нет. Оставшийся без хозяина клинок был послушен. Меф поднял его и протянул Эссиорху.

— Возьми! Пусть доставят в Эдем… Никто другой все равно не сможет им биться… слишком он ареевский.

Эссиорх взял двуручник Арея и, закинув его на плечо, направился к Улите. Карауливший ее Пуфс был без своего громильного тела, и потому меч в руке у Эссиорха очень его встревожил.

— А ну пошла! Шевелись! — взвизгнул он и, отступая в толпу стражей, дернул руку с зажатым поводком.

Поводок натянулся. Лицо Улиты исказилось, готовое к боли. Послышался звук, похожий на звук лопнувшей веревки. Пуфс недоверчиво уставился на свои пальцы — такого просто не могло быть. Мягкое лицо дрожало как желе: он не понимал, в чем дело.

— Бесполезно! — Эссиорх протянул Улите руку.

Улита, со счастливым и удивленным лицом, сделала к нему шаг. Остановилась. Стряхнула с шеи остатки прилипшей нити. Пуфс трусливо отступил за спины охраны Лигула и выглядывал, просунув голову между щитами.

Улита за локоть оттащила Эссиорха в сторону.

— Как ты это сделал? Поводок мрака не мог порваться!

— Я долго разбирался с договором. Он был заключен не с мраком напрямую, а с мраком через Арея. Ближе к концу встретилась оговорка, что ты, как секретарша, освобождаешься от службы при условии смерти работодателя. А теперь у тебя еще и эйдос. Понимаешь?

Улита сглотнула. Когда счастье приходит слишком скоро, ему не веришь. Оно кажется украденным и временным. Внезапно Улита лихорадочно сунула руку в карман, стала спешить, надорвала подкладку.

— Что ты делаешь? — забеспокоился Эссиорх.

— Ничего! Какая же я балда! Арей дал мне это, а я думала… Он сказал: «В бою мне будет мешать. Если я забуду взять — отдай Варваре!»

Бывшая ведьма разжала пальцы. На ладони лежал поцарапанный медальон.

— И ты ничего не заподозрила?

— Нет, ничего… Лигул не оставил бы Варвару в покое. И теперь не оставит! — тихо добавила Улита.

Эссиорх мотнул головой.

— Возможно. Но тронуть ее могли только через Арея. А рядом с Ареем — под его влиянием — граница эйдоса постоянно смещалась. Теперь все будет зависеть только от самой Варвары.

Алый купол погасал, рассеивался, превращаясь в ночную муть. Трон Лигула опустел. Никто не заметил, куда и когда сгинул сам горбун. Перед исчезновением он, щуря красноватые глаза, посмотрел на Мефа и не то мстительно улыбнулся, не то скривился — кто его знает, что означало это дрожание губ.

На троне осталась одна Прасковья. Она стала было рваться к Мефу, но ее увела деловитая Аида Мамзелькина. На ходу Аидушка что-то ей втолковывала, сухим пальчиком касаясь щеки Прасковьи.

Стражи мрака мало-помалу пропадали. Первым после Лигула растворился Буонапарте, как всегда великолепно презрительный, похожий на обиженного на жизнь пингвина-умняшку. За ним с грохотом, с дымом, сгинули Барбаросса, Аттила и Тамерлан. Китайский страж Чан закончил сгребать в мешочек выигранные эйдосы.

Похожий на ищейку Бельвиазер покрутился вокруг Мефа, ерзая тонким породистым носом.

— Лучше долго не задерживайся на этом свете — мой тебе совет, — сказал он участливо. — Тогда твой эйдос, ну сам понимаешь… А так — кто его знает? Силы-то в тебе остались, и Прасковья не коронована.

— Я подумаю над вашим предложением, — сухо ответил Меф.

Бельвиазер без обиды пожал плечами и растаял, превратившись в изящный дымок.

Меф оглянулся. Арей уже исчез, точно его и не существовало никогда. Буслаев пошел вдоль темного ночного пруда. Дафна нагнала его. Не оборачиваясь, Меф протянул руку и ощутил ее теплую ладонь.

Меф понял, что будет идти к свету. Просто идти с упорством, которое всегда его отличало. В серое промозглое утро, в жару, в дождь. Когда будут силы и когда они исчезнут. Идти без спешки, чтобы не перегореть, но и без отдыха, чтобы не позволить себе расслабиться. Не думая о том, сколько пройдено и сколько осталось пройти. Перед собой он вновь видел ту самую питерскую лестницу на Большом проспекте — только она теперь выросла и состояла из тысяч ступеней. Каждая мысль — ступень. Каждый поступок — ступень. Каждое дыхание — тоже ступень.