Танец меча - Страница 17


К оглавлению

17

— Ваше, конечно, право, но до добра это не доведет, — буркнула она, покоряясь. — Закон есть закон. Любое исключение создаст дыру, в которую полезут все. Никому ничего нельзя прощать!

— Прощать нужно всем. В отдельных случаях слишком деятельное псевдодобро опаснее бездея­тельного зла. С Багровым решено — и хватит об этом.

Таамаг и Хаара сопели. С Троилом они больше не спорили, но их недовольство было очевидным. Одна Бэтла радовалась за Ирку и, не таясь, улыба­лась.

Для Эссиорха это оказалось уроком. Впервые он ясно увидел, почему валькирии не свет. Они счита­ют, будто лучше света знают, что ему нужно. Не хо­тят любить то, что есть, и всегда хотят все улучшать. Даже на Троила посматривают теперь с подозрени­ем: а он ли это? может, оборотень? не затесалась ли тут каким-либо боком измена?

Дождавшись, пока валькирии уйдут, Улита при­близилась к Троилу. Что-то смущало ее. Она стояла и дергала широкой, почти мужской ладонью длин­ную кофту.

— Ну? — спросил Троил поощрительно.

— Я тут хотела… думаю все время… — начала Ули­та, но оборвала себя и, махнув рукой, выпалила: — Может ли быть прощен Арей?

Троил разглядывал ее, чуть сдвинув брови.

— Ага, щас! Сегодня Арей, завтра Лигул! А почему не Тухломон? Все на него орут, все обижают гадика! — влез в разговор Корнелий.

Однако Улита к нему даже не повернулась. Она | смотрела только на Троила.

— Не я решаю, кому быть прощенным.

— Но вы же генеральный страж!

— И что из того? По-твоему, я сотворил небо и звезды? — тихо ответил тот.

Улита, тоскуя, опустила глаза.

— Но тогда хотя бы объясните почему!!! — сказа­ла она беспомощно.

— Я могу только предположить. Арей неспо­собен искренно пожелать прощения! — ответил Троил.

— При определенных обстоятельствах он мог бы сказать «прости»! — настойчиво сказала Улита.

— При определенных обстоятельствах он смог бы выдавить «прости!» сквозь зубы. Пожелать же прощения — означает повернуться к прошлому спи­ной и никогда даже на мгновение не пожелать обер­нуться. Слова же как таковые вообще необязательны. Нужно только движение сердца.

— Которого у Арея нет? — недоверчиво спросила Улита.

Троил вздохнул.

— Идем на кухню. Я все-таки хочу сегодня закон­чить борщ по-эдемски, — сказал он.

* * *

В это же время в общежитии озеленителей Чимоданов стоял у окна и поливал йодом фиалку. Он обожал делать мелкие гадости. Зудука, свесив ноги, сидел на шкафу и, используя баллон с дезодорантом и зажигалку, играл в «Горыныча», пуская пылающие струи.

Несмотря на то что было уже почти утро, обще­житие озеленителей гуляло и шумно пело песни разных народов. Под окнами кто-то долго кричал, грозился, но так и не подрался. Чимоданов, в предвкушении дежуривший у подоконника, разочаро­ванно отодвинулся в глубь комнаты.

Меф, только что завершивший поединок с Мошкиным, разглядывал на своем торсе красные пятна от шеста. Завтра некоторые исчезнут, а другие ста­нут черными, потом фиолетовыми, потом лиловы­ми — так и будут менять цвета до бесконечности.

— Тебе не больно, нет? — сочувственно спросил Евгеша.

— Щекотно! — поморщился Меф. — Может, ты не будешь садить со всей дури? Я же тоже могу тебя мечом по шее рубануть! В учебном режиме с разво­рота.

— Я не со всей дури! Я в полдури, — обиделся Ев­геша. — Ты же знаешь, когда надо, я кирпичи из клад­ки вышибаю.

— Да знаю, я… Ай! — Меф ткнул пальцем в са­мое больше пятно и скривился. Все же странно, насколько человек зависим от физической боли. Возьми кого хочешь — философа, писателя, музы­канта, парящих мыслью в заоблачной выси, и при­щеми им дверью хотя бы ноготь мизинца. И все! Всякую возвышенность как корова языком слизала! «Где йодик? Где зеленка? Срочно меня к дохтырю — умираю я!»

Меф ушел в душ, погремел водой, с жестяным звуком падавшей в поддон, и назад вернулся уже в майке. Пока он ходил, жизнь не стояла на месте и обрастала событиями. Дафна и Мошкин ели холодный суп с курицей. Самое здоровое занятие для пяти часов утра. Рядом на свободном стуле, раски­нув крылья, дохлой муфточкой валялся Депресняк.

— Ну как? Унитазную крысу сегодня видел? — хлюпая супом, крикнул Мошкин.

И правда, к Мефу и Дафне уже неделю приходила крыса — мокрая и бесстрашная. Было непонятно, от­куда она берется и как проникает внутрь, пока Меф не увидел собственными глазами. Крыса приходи­ла из унитаза! Потом Меф разобрался, в чем дело. В унитазе вода стоит только в одном месте, пробкой, а дальше труба полая и идет с малым уклоном. Меф терпеть ее не мог, а Дафна, напротив, жалела и под­кармливала.

Чимоданов шатался по комнате и скучал. Согнав кота прицельным пинком, он обрушился на стул.

— Никто не хочет прикола? — радостно спросил

он.

Все с беспокойством уставились на Петруччо, зная, что приколом может оказаться даже граната без чеки.

— Сегодня я иду: вижу вначале повешенную кош­ку, потом дохлую ворону, а потом понимаю, что это просто привязанная к дереву ленточка. Во какие бывают глюки! Ну как? — Чимоданов с торжеством огляделся, не встретил ни в ком интереса и, помрач­нев, потребовал свою долю супа.

— Жри прямо из кастрюли, Чемодан! — посове­товал Меф. Тревожно покосился на Дафну и попра­вился: — Я хотел сказал: кушай из кастрюльки, Петя! У нас закончились чистенькие тарелочки!

Мальчик Петя стал кушать из кастрюльки, произ­водя ужасные всасывающие звуки.

— Катя говорит: вытирать об себя руки некуль­турно! — внезапно произнес Мошкин, глядя на Чимоданова.

Петруччо перестал жевать. Изо рта у него свиса­ла капуста.

17