Танец меча - Страница 18

К оглавлению

— Какая еще Катя? Женщина — ребро! В костях мозга нет!

— Катя говорит: в костях — костный мозг! — сразу возразил Мошкин.

— Кто твоя Катя? Профессор?

— Неа. Катя учится с ним в полиграфе, — объяснил Меф с улыбкой.

— Это та, которая у него маечку взяла постирать? У, змеища, издали подбиралась! — буркнул Чимоданов.

Даф молча показала пальцем на обои, на которых фломастером было выведено:

Сказав гадость о ком-то, ты сказал ее о себе.

— Светлая пропаганда! — проворчал Чимоданов. — А мне по барабану! Все равно змеища!

Евгеша довольно заулыбался. Для него Катя была настоящим сокровищем. Наконец-то Мошкин всегда знал чего хотеть и имел кучу готовых мнений.

С этой же Катей, кстати, связана была занятная история. Мошкин рассказывал ее так:

«Еду в институт и вижу по дороге парня в зеленой куртке с оранжевыми карманами и желтыми рукавами. Натурально попутай, да? Я смотрю и думаю: неужели найдется еще хоть один придурок, который эту куртку купит? Потом пришел, а Катя встречает меня в такой же куртке!»

«Постой, — осторожно спросила Дафна, — а твоя осенняя куртка… ну в которой ты вчера приходил… она разве не…?»

— Так это она и есть. Катя мне ее передарила. Она ей велика оказалась, — ответил Мошкин с робкой улыбкой.

Когда мальчик Петя Чимоданов съел все, что имелось в кастрюльке, они с Мефом стали вспоминать про вчерашний дождь и спорить, кто больше намокает: человек, который идет под дождем, или человек, который бежит. Меф утверждал, что который бежит, потому что он еще и грудью капли сшибает. «Зато он меньше времени под дождем проводит!» — напирал Чимоданов.

Мошкин не вмешивался. Он только вспоминал, как шагал вчера по огромной луже, в которую превратилась 2-я Хуторская улица, останавливался и спрашивал: «Когда ты совсем мокрый, дождя можно уже не бояться? Да?»

Пока они препирались, соскучившаяся Дафна пела Депресняку колыбельную: «Спи моя гадость, усни!» Бывали случаи, когда Чимоданов и Меф спорили о какой-нибудь ерунде часа по два, и Даф, зевая, отправлялась спать, оставив их выяснять, сохранится ли человеческая культура, если пять мужчин и пять женщин попадут на необитаемую планету, не имея даже гвоздя и шариковой ручки, или не сохранится.

— Подчеркиваю! Имей в виду! — наконец сказал утомленный Чимоданов.

Горло у него сипело от многократного повторения одного и того же.

— Да имел я тебя в виду! — отвечал Меф, под глазами у которого голубели подковы.

Он посмотрел на часы и со стоном встал, чтобы собираться в универ.

— А я тогда посплю часик на твоей кровати! Вечером тренировка! — сказал Мошкин, обрушиваясь на диван Мефа. Диван всхлипнул всеми пружинами.

* * *

Вернувшись из университета, Меф обнаружил у входа в общежитие мотоцикл Эссиорха, прикрученный цепью к выносной рекламе магазина «Продукты». Возле мотоцикла на корточках сидел обросший бородой озеленитель в шлепках и ногтем большого пальца ковырял цепь там, где с нее содралась краска.

— Здравствуй, аксакал! Твой мотоцикл? — спросил Меф.

Озеленитель не растерялся.

— Тут парковать нельзя! Слюшай, да! — сказал он, отодвигаясь от мотоцикла не дальше чем на шаг.

Меф некоторое время прождал, пока он уйдет, но так и не дождался. Озеленитель смотрел на него круглыми глазами и грозно шевелил большими пальцами ног. Тогда Меф ушел сам.

Эссиорх с Дафной сидели за столом. В первую секунду Меф подумал, что они играют в карты. Но они раскладывали фотографии. Меф заглянул Дафне через плечо. На одном из снимков он узнал Тухломона. Другие тоже показались ему знакомыми. Когда-то он часто видел их в очереди суккубов и комиссионеров.

— Этот? — спрашивал Эссиорх, подвигая один из снимков.

— Он бы не рискнул. Очень уж Арея боялся, — отвечала Даф и двигала вперед другой снимок. — Скорее уж этот! Вечно первым лез и наглел!

— Эссиорх! Скоро без мотоцикла останешься! — сообщил Меф.

Вскочив, хранитель подбежал к окну. Озеленитель раздобыл где-то ножовку и увлеченно пилил цепь.

— Да нужен ему мой мотоцикл! Говорил я Улите: крась лучше! — зевнул Эссиорх, возвращаясь на свое место.

— Ты что, не собираешься ничего делать?

— Цепь заговоренная. Чтобы ее перепилить, нужно лет шесть, — довольно объяснил Эссиорх.

Он закончил сортировать карточки и убрал лишние со стола, оставив только несколько.

— Вот они — самые удачливые суккубы и комиссионеры мрака, которым начальство делает послабления. Есть и другие, но, думаю, вначале стоит проверить этих…

— А зачем их проверять? — спросил Меф. Он видел в свое время столько пластилиновых рож, что теперь его от них мутило.

Из любопытства Буслаев подошел к окну. Разочаровавшись в ножовке, бородатый озеленитель уже работал циркуляркой, добытой на ближайшей стройке. Рядом, настороженно поглядывая по сторонам, вертелось еще трое озеленителей. Циркулярка звякнула. Диск разлетелся.

Дафна посмотрела на Эссиорха. Тот кивнул.

— Есть предположение, что у кого-то из них твои ножны, — объяснила Дафна.

Буслаев подался вперед. О существовании двух других артефактов он слышал и прежде, но считал их легендой.

— Мои ножны? А щит?

Дафна беспомощно оглянулась на шкаф. Меф нетерпеливо потянул дверцу. На него обрушилась лавина одежды. Недовольно зашипел, щеря зубы, дремлющий вечно в самых неподходящих местах Депресняк. Меф задрал голову, сдернул с верхней полки рюкзак. Из-под рюкзака плеснул светом каплевидный щит с женской головой.

Разглядывать его Меф не стал. Он не признавал эстетики ради эстетики. Оружие он делил на то, что «работает», и на то, что «не катит». Схватил щит, надел на руку. Стремительным толчком воли вызвал меч. На мгновение меч притянулся к щиту, точно поздоровался с ним после долгой разлуки, и сразу отстранился. Меф прокрутил меч в руке.