Танец меча - Страница 66


К оглавлению

66

«Прущегося» от осени мальчика Петю утащили в комнату и, чтобы он игрался тихо, дали ему вальтер без патронов, случайно оказавшийся в рюкзаке у Ромасюсика.

Остальные засели играть в карты и тотчас пожа­лели об этом. Когда Прасковья проигрывала, у всех начинала дико болеть голова, а обои в комнате заго­рались. Приходилось, постанывая, бегать с кастрю­лей и гасить огонь. Переглянувшись, все стали не­заметно спускать козырные карты под стол, но это оказалось только хуже. Выигрывая, Прасковья обзы­вала всех и хохотала. Вскоре в квартире не осталось ни одного целого стекла. Даже темные очки, кото­рые вздумал нацепить Чимоданов, и те треснули.

Потыкавшись в поисках темы, все стали сплет­ничать о Мефе. Учитывая, что Меф отсутствовал, сплетничать было удобно. Ромасюсик отзывался о Мефе двояко: как голос Прасковьи, он считал, что Меф лапочка, а как Ромасюсик — поливал его гря­зью. Петруччо считал, что Меф «ничо», хотя и ляп­нул о нем пару фраз на грани фола. Ну Чимоданов, он Чимоданов и есть. Черный юмор окрашиванию не подлежит.

Ната же, виртуозно передразнивая и подделыва­ясь под интонацию Буслаева, разделала его в пух и прах. При этом если Ромасюсик был просто злобен, то Ната держалась рядом с правдой и потому каза­лась особенно убедительной. Пораженный Мош­кин наблюдал, как свободная валентность лжи при­соединяет к себе все правды подряд, искажая их до неузнаваемости.

Сам Евгеша помалкивал, но слушал жадно. Вся­кий раз, как при нем ругали кого-то из его друзей, он испытывал сложное чувство — с одной стороны, тайное захлебывающееся удовольствие, а с другой — смутное омерзение, ощущение чего-то скверного и липкого.

Прасковья сорвалась со стула и застыла, напря­женно прислушиваясь.

— Дверь! — таращась засахаренными глазами, крикнул Ромасюсик.

— Ща закрою! — лениво отозвался Чимоданов, выглядывая в коридор.

Закрывать было нечего. Все, что осталось от входной двери, можно было смести веником в со­вок. Между вешалкой и комнатой покачивалось не­что полупрозрачное.

— Меня зовут Эйшобан. Я король джиннов! Я найду тебе все, что ты пожелаешь! Но горе, если ты не захочешь этого взять!

Чимоданов желать ничего не стал и попятился. Джинн втек за ним и в комнате еще раз объяснил всем и каждому, что он Эйшобан и должность у него ответственная — король джиннов. Голос Эйшобана звучал бодро. Джинн вполне восстановился после встречи с семью тенями.

— А я Прасковья! Наследница мрака! — пискнул Ромасюсик и поперхнулся осой.

Эйшобан с подозрением оглянулся. «Наследница мрака» больше походила на толстого юношу в без­размерных штанах, с пористой шоколадной кожей.

— Очень, очень рад!.. — сказал он уклончиво. — Я найду тебе все, что ты пожелаешь! Но горе, если ты не захочешь этого взять!

— Найди мне Мефодия Буслаева, и я захочу его взять! — потребовал Ромасюсик, морщась с вели­чайшим омерзением, потому что Прасковья не успе­ла заблокировать мышцы его лица.

Эйшобан не стал выяснять, как выглядит Мефодий Буслаев. Все знать входит в обязанность джин­нов. Напротив, не знать чего-то считается у джин­нов величайшим позором. Эйшобан посмотрел в одну сторону, в другую, зачем-то послюнявил про­зрачный пальчик и бодро доложил:

— Триста метров на запад!.. — пауза. — Четыре­ста метров на юг! — пауза. — Триста метров на вос­ток! Двести метров на север!

— Как он может быть сразу на севере и на юге?

— Может! Мефодий… дальше как?.. Буслаев? едет вокруг дома! В такси! — доложил король джиннов.

— Один? — спросила Ната.

— С ним — девушка-страж с невидимыми кры­льями и… — Эйшобан наклонился, разглядывая что-то, и озабоченно добавил: — … некромаг! А этому чего тут надо?

* * *

Когда человеку плохо, он может: а) испортить всем настроение; б) поплакаться кому-нибудь в жи­летку; в) залечь на дно; г) сделать себе еще больнее, затмив старую боль новой; д) прикинуться, что ни­чего не произошло.

Ранив Троила, Мефодий выбрал средний ва­риант между в) и д). Он вернулся в университет и сходил на химию, после чего поехал домой, но не в общежитие озеленителей, а к матери. Показываться на глаза Дафне было сейчас слишком больно. Он не представлял, что ей скажет.

По дороге Меф встретил двух однокурсников, которые случайно утопили в банке с пивом окурок, и теперь шатались по корпусу и искали кого уго­стить, потому что выливать было жалко. Один был юное дарование и победитель городских олимпи­ад, а другой просто дарование, поскольку поступил в универ после армии, с третьей попытки.

Меф пить дальновидно не стал, усмотрев в ще­дрости подвох, но от предложения пошататься не отказался. В результате три часа спустя юное да­рование, оказавшееся слабеньким, было бережно посажено на лавочку у остановки. Просто даро­вание — не юное — вытащило у него кошелек, па­спорт и телефон и отдало их на хранение Буслаеву.

— Завтра ему отдашь! А то сопрут! — со знани­ем дела сказало дарование, со второй попытки бо­дренько забираясь в автобус.

— Эй, а что мне с этим делать? — заорал Меф.

— Ничего! Скоро прочухается! Только смотри, чтоб он сидел, а не лежал, а то менты загребут! — крикнул из отъезжающего автобуса заботливый то­варищ.

Меф придал заваливающемуся телу вертикаль­ное положение. Тело шевельнулось и, не открывая глаз, ясно произнесло:

— Молекулярный синтез — будущее человече­ства! Ты меня понял или тебе в рожу дать?

— Понял и разделяю твою точку зрения. — Бус­лаев бережно поправил на юном даровании шапку и, убедившись, что на них никто не смотрит, телепортировал. Сам Меф пил мало, но все же с телепортацией перемудрил. Вместо площадки у лифта, где он мог, притворяясь усталым студентом, открыть дверь своим ключом, сразу оказался в комнате ря­дом с Эдей. В другое время Хаврон закатал бы по этому поводу истерику, но сейчас он лишь дрогнул бровью, и этим все ограничилось.

66